|
Глава 3 из книги "Гусарские страсти" - "Знакомство с "гусарами".
Никита день за днем просиживал в канцелярии за обшарпанным столом и пытался восстановить документацию к итоговой проверке за год. Зряшно "Шмайсер"-Штранмассер похвалялся, уезжая к новому месту службы, - мол, оставляет "бесценное богатство". Вникнув в содержание конспектов, "счастливый наследник" обнаружил, что лекции по материалам съездов - просто галиматья! Двадцать третий съезд партии стал двадцать шестым. Хрущев отовсюду вымаран, и другим почерком вписан Брежнев. А мудрые изречения "кукурузника" в одной из лекций, выдавались за мысли Андропова. И нехитрая манипуляция с заменой двух листов - титульного и последнего. Видимо, это мнимое богатство досталось самому Штранмассеру от предыдущего "сидельца" в этой пустыне. Вырезки и картинки выцвели, вытерлись и не годились для наглядной агитации.
Тягостно вздыхая, Никита очистил шкаф, сгрузил "несметные сокровища" в расстеленную на полу плащ-палатку. Мусор!
Что мы имеем в итоге? Имеет пару кусков ватмана. Десяток чистых листов бумаги. Банки туши и гуаши. Стопку не до конца заполненных тетрадей. В них - протоколы прошлых собраний. В будущем их, эти собрания, вести ему - общие, партийные, комсомольские, сержантские, офицерские... Ой-ё!
Зато в шкафу - разнообразная посуда: грязные стаканы, рюмки, вилки, ложки и пирамида пустых коньячных и водочных бутылок. И если макулатуру выносили дневальные, то посуду Ромашкин снес на помойку самостоятельно. Не хотелось дискредитировать предшественника. Да и самому негоже выглядеть алкашом в глазах бойцов. Вдруг решат, что это он всё это заглотил-поглотил!
М-да. А перед ним разбитое корыто… Телевизор для солдат под самым потолком не работал. Приемник, который тоже числился за ротой, только нечленораздельно хрипел-шипел.
Никита по стремянке подлез к телевизору. Дык! Задняя крышка отсутствовала, а в корпусе - кроме кинескопа, ни одного блока, ни одной лампы!
- Как не работает?! Как не работает?! Новый же телевизор!!! - командир роты с многозначной и ранее упомянутой фамилией Неслышащих таращил бесцветные рыбьи глаза.
- Так и… - Никита жестом пригласил к стремянке.
Капитан Неслышащих шустро взобрался, заглянул за кинескоп и взвыл:
- Вот гады! Снова объе… горили!
Судя по стилю работы, которую Никита имел счастье наблюдать в течение месяца, капитан Неслышащих просто-таки аккумулировал вокруг себя полчища гадов, норовивших его объе… горить. Недостача была и по вещевому имуществу и по технике. Недумающих, Незнающих, Неверящих, Невидящих, Непомнящих… Как угодно, только собственной фамилией Неслышащих тебя, Витя, не называют - в глаза и за глаза.
Возникает вопрос: как ты, Витя, вообще стал ротным? Растолкует кто-нибудь?!
Растолковал Мишка Шмер: на назначении настоял комбат, подполковник Алсынбабаев. Алсыну был нужен исполнительный, работящий, тупой, не перечащий начальству офицер, не мешающий продавать солдат на хозяйственные работы в город. В бытность взводным Витька постоянно суетился то с рубанком, то с молотком, то с лопатой. Лично вскапывал клумбу перед штабом батальона, ремонтировал сгоревшую аппаратуру, сломанные утюги, приколачивал доски в каптерке. После того как он своими руками отреставрировал бытовую комнату, Алсынбабаев аттестовал Витьку на вакантную роту взамен уходящего в военкомат старого майора Никешова. Назначение состоялось, тем более что против безвредного и малопьющего капитана, участника начала афганской военной кампании никто не возражал. Характеристики положительные - ветеран войны, коммунист, семьянин.
И вот с этим Неслышащих (Недумающих, Незнающих, Неверящих, Невидящих, Непомнящих) предстоит, блин, служить долгие годы! Ладно - телевизор! Утюг-то хоть в состоянии починить?
Никита исподлобья "уничтожил" взглядом глупо улыбающегося командира роты. Витька корпел за соседним персональным столом над разобранным старым утюгом. Ремонтировал он его третий час и явно испытывал удовольствие "садо-мазо". Мастер-ломастер!
Никита делил стол в канцелярии с зампотехом роты Пелько и поэтому теснился на одной его половине. На чистой. Другая половина была завалена промасленными путевками, формулярами и коробками технаря. Узкая и длинная канцелярия роты не позволяла разместить более трех столов и трех шкафов. Третий стол - для четырех взводных - по масштабам захламленности не поддавался описанию. Так же, как и их шкаф. Старшие лейтенанты, Мурыгин и Шкребус, постоянно материли молодого лейтенанта Ахмедку Бекшимова: привнес азиатский бардак в их угол! Молодой лейтенант Ахмедка улыбался, молча сносил насмешки: бардак так бардак, иначе не умею.
Зампотех Пелько в жизни роты участия почти не принимал. Внезапно исчезал из казармы, порой на неделю, и столь же внезапно объявлялся. Но, надо отдать должное, с точностью до секунды - когда вдруг и кем-либо из вышестоящих буде востребован. Точность - вежливость королей.
- Королей? - удивился Ромашкин.
- А то! - растолковывал Никите Мишка Шмер. - Это ж король вторчермета Туркестана! Всея черныя и цветная металла! Император свалок металлолома! Комбат денежки гребет, наживается на сдаче металлолома, а Пелько этот металл собирает. Из спортивного интереса.
Никита довольно тесно сблизился с Мишкой Шмером. А с кем еще?! Не с дураком Непомнящих же, право слово! Они вместе ходили в столовую, вместе ездили в город. Мишка свел Никиту с местным бомондом. Бомонд был ограничен компанией из шести офицеров: четырех из постоянного состава (холостяков) и двух приходящих (женатых).
Председательствовал в клубе "поручик" Вадик Колчаков. Заместитель председателя - бывший "поручик", а ныне разжалованный в "подпоручики" Костя Лунев. Тостующий, шалмейстер (звучало красиво!) - весельчак Шмер. А почетный геральдмейстер (назвали больше для красоты, не зная толком, что это такое) - боксер и силач Игорь Лебедь (за белобрысие получил прозвище "Белый", хоть и Лебедь само по себе уже… Хотя встречаются и черные лебеди). Женатиков, Серегу Шкребуса и Олега Власьева, приняли в "узкий круг ограниченных людей" в качестве водителей крайне необходимых мотоэкипажей - трескучего мотоцикла "Восход" и старого "Москвича". Без них пьянки были бы скоротечными, и оканчивались бы после распития последней рюмки. А с присутствием в компании Власьева (Власа) и Шкребуса (Ребуса и Глобуса) мотокони мчались в город к "черному окну", из которого за двойную цену в любое время ночи выдавалось спиртное.
Никиту ввели в бомонд кандидатом - по протекции Шмера. Желающих состоять в "клубе" много, а мы, такие, одни!
После того как Никита принял на грудь три стопки местной "отравы" и не поморщился, Ребус-Глобус тотчас оценил:
- Какой ты, к черту, Ромашкин? Рюмашкин ты! Всё! Будешь Рюмашкиным!
- Лейтенант! А зачем тебе наш гусарский коллектив? - Лунев, налил очередную дозу в стакан… - Ты что, в армии служить не желаешь?
- Пока не отказываюсь. А почему ты так решил?
- Да потому, что те, кто обычно сидит за нашим скромным столом, служить в этой гребаной армии не желают! Понял?
- Не понял.
- Взгляни на нас, непонятливый… Думаешь, почему мы пьем? И не просто так пьем, а систематически, "по-черному", без всякого смысла и без повода! Пьем, пьем и пьем. Это местное говно. Блюем… не без того. Но пьем! Почему, думаешь, ну?
- Чего пристал?! - вступился за рекомендуемого Шмер. - Ему самому хреново! Жена от него сбежала. Пусть потрется в нашей компании. Тем более деньжата имеются, подъемные получил в предыдущем гарнизоне. Так, Никит?
- Ну, где-то как-то…
- Во-от! И наш друг Никита готов их потратить вместе с нами! Верно, Никит?
- Э-э… В принципе, верно, - согласился опьяневший Никита. - И потрачу! А отчего я торчу тут с вами, сам не знаю.
- Пей и не болтай! - Ребус хлопнул по спине пухлой потной пятерней.
- За дружбу и свободу! - поднял граненый стакан Лунев.
- За волю! - истово гаркнул Колчаков.
В течение следующих трех часов собутыльники громко говорили, спорили о чем-то и много пили все подряд. В комнату заходили другие офицеры, большинство совершенно не знакомых Ромашкину. Были даже два брата - близнеца. Как пошутил Лебедь, однояйцовых (но с разными яйцами). Знакомились, пили, уходили. Шкребус откланялся в разгар пьянки. Холостяки кричали вослед: "Женатик! Подкаблучник! Беги, скорей!"
- Эх, чего нам тут катастрофически не хватает, в этой глуши - баб! Пустыня, бля! - пригорюнился Шмер.
Осоловевший Ромашкин… осоловел. Предметы приняли расплывчатые, размытые очертания. Все замельтешило и завертелось перед глазами. К горлу - удушающий комок. Неудержимая икота.
Вскочил, уронив тяжелый казенный табурет. Где тут у вас?!
- Дорогу! К окну птенца желторотого! Дорогу! Освободите проход созревшему! - Шмер распахнул окно. - Сюда мой друг, на воздух! Только не выпади, птенец!
Никита не выпал. Перегнулся, чуть не выпал, но не выпал… Облегчился. Полегчало.
- Ну, блин, дошли. До кондиции, до нужной! - интеллигентствующий Хлюдов предпринял попытку натянуть на ноги сапоги и тихо уползти из общества. Не прощаясь, чтоб ему не свистели вслед, как Ребусу.
Всевидящий Шмер все увидел:
- Вовка, сапоги не надеть - ерунда. Главное, чтоб трусы с ноги не были сняты.
- Чего это я их буду снимать? - насупился интеллигентствующий Хлюдов. - В мужской-то компании!
- А это ты жене докладывай, где был! Всякое бывает, но лучше прийти пьяным, чем в чужих трусах. Я на стажировку курсантом попал в Забайкалье. Веселый гарнизон, на реке Даурия. Рассказать?
- Рассказывай!!! - дружно потребовал гусарский бомонд.
Хлюдов сел на тумбочку и, монотонно раскачиваясь на ней, из последних сил напрягал внимание, чтобы не пропустить поучительную историю. Мало ли! Пригодится…
- Один такой же, как ты, блин, любитель женщин и водки, совместил приятное с полезным. Сделал дело и приперся домой ну просто никаким! Ну, совершенно ни гу-гу! Разделся - жена глядит, на нем чужие женские трусы. Она на него с когтями, а он ей - бац! - в глаз. Баба в крик-плач, в политотдел. Понятно, обработали там морального разложенца по полной программе - сняли с должности, одну большую майорскую звездочку разбили на четыре маленькие. Орут на него в парткоме, пеной брызжут. А тот стоит себе задумчиво так и бровью не ведет. Ему - строгий выговор с занесением в учетную карточку. Напоследок спрашивают: "Ну? Понял что-нибудь из нашего разговора?" "Понял… - говорит. - Понял, что трусы с ноги снимать никогда не надо!"
- Га-га-га! Ге-ге-ге! Го-го-го! Гы-гы-гы!
Но лейтенант Ромашкин в общем разноголосом гоготе бомонда уже не поучаствовал. На исходе мемуара поплелся прочь - ой, чего-то мне не того… Рухнул на застланную кровать, отключился. Практики пока не хватает, лейтенант Ромашкин. Дело наживное. Практика - критерий истины. А истины - в вине. Бай! Баюшки-бай…
***
Пробуждение… Ай, да что говорить! Тем более, что язык деревянный - не пошевелить. Кто испытывал, тот знает. А кто не знает, тому лучше не испытывать.
Никита очнулся было, но, завернувшись в постылое одеяло, решил - еще часик!
Ага, как же! Мишка Шмер объявился, как дьявол-искуситель. С пивом!.. Две бутылки вонючего, кислого жигулевского пива. О-ох, очень вонючего, очень кислого! Никита, отхлебнув, поставил свою бутылку на стол, из горлышка медленно поползала пена.
- Эй, Ромашка! Эту дрянь надо пить быстро! Сейчас же! Иначе все пиво окажется на столе. В него, наверное, стиральный порошок на заводе добавляют. Вот, гадство! Воду пить невозможно, водка - отрава, пиво - дрянь! А "Чишма" местная -у-у-у! Одно название, что вино!.. Как жить? Что делать? С чего начать? Как нам реорганизовать Рабкрин?
- Кы… акой Рабкрин? - соображалось из рук вон плохо.
- А еще замполит! - укорил Шмер. - Рабоче-крестьянская интеллигенция! Суть - мы… Ладно, терпи до обеда, съездим в город в магазин за венгерским "Токаем"! Он как бальзам на раны действует! Считается - напиток королей!
- Королей - это вежливость… - мутно припомнил Никита.
- Это точность, - поправил Шмер. - А я тебе про "токай". Или не хочешь? Или тебе "Чишмы"?
- Бр-р!
***
- Бр-р! - эхом отозвался Кирпич. - Эта "Чишма" такая дрянь, что… бр-р-р!!! И вообще! Нет ничего лучше, чем наша московская "Кристалл"!
- "Черноголовка"! - возразил местечковый московский.
- Что вы понимаете! Ливизовская - самое то! - встряли великопитерские с областной судьбой.
- Так! - прервал дискуссию в зародыше Димка-художник. - Будем о водке спорить или будем дальше слушать? Нить ведь теряется!
Вообще-то о водке - пользительней. Но нежданно-негаданно поддержал "душегуб" Большеногин:
- Я ведь тоже про Забайкалье или про житье на Дальнем Востоке могу многое рассказать! Но ведь не перебиваю! Каждому свой черед!
Черед, значит… Ну, черед так черед.
(А все-таки "Кристалл!" Да ну вас! "Черноголовка"! Ливиз, плебеи, только Ливиз!)
† Наверх †
|
